Несовместимые. Часть 2 // Фанфик Леди Баг и Супер-Кот
Ни меня, ни нас…
Париж Хлоя покидала в самую подходящую для подобного мероприятия погоду: с самого утра город утопал в дожде, словно вся природа оплакивала её отъезд. Небо было скрыто тяжелой свинцовой вуалью туч, сквозь которые не могли бы пробиться даже самые упрямые солнечные лучи. В воздухе чувствовалась сырость, слишком явными стали серебристые нити дождя, что прошивали насквозь небеса и землю, будто выполняли роль этаких связующих линий. Земля буквально пропиталась этой скорбью природы: по её поверхности текли быстрые ручейки, переплетающиеся между собой и образующие большие лужи, напоминающие скопившиеся слезы почвы. Капли дождя, уносимые порывами ветра, стучали по стеклам, подоконникам, грибкам разноцветных зонтиков, словно просили приюта у людей, пока не столкнутся с твердой поверхностью и не разобьются на тысячи мелких осколков. Совсем как девушка, что сейчас в последний раз окинула полным сожаления взглядом роскошное здание отеля, в котором провела самые счастливые моменты своей жизни.
Она ненавидела этого парня, ненавидела до дрожи в пальцах, которыми с силой сжимала объемную ручку дорожной сумки. Ненавидела за свои глупые чувства, что полностью отравили всё естество девушки и дальнейшую жизнь, ненавидела за слабость, которую неоднократно показывала ему. Ненавидела за тот ураган эмоций, что возникал после невесомых, почти не чувствовавшихся прикосновений и поцелуев, сохранившихся на коже и в душе очередным сильным ожогом. Теперь же к этому тлеющему в душе огню прибавился ещё один уголек — необходимость покинуть Париж навсегда, пока этот любовный тяжелый смог, осевший слишком ощутимым пеплом внутри, не выветрится окончательно, и Хлоя уже не сможет забыть синие глаза, мягкую улыбку и потрясающе-нежные сильные пальцы.
Сколь ни были сильны её чувства к музыканту, она больше не могла и не хотела позволить ни себе, ни ему эту мучительно-тяжёлую игру, каждый раз заканчивающуюся потоком слёз и вновь разбитыми костяшками, скрыть которые с каждым разом становилось всё труднее. Пусть всё закончится сегодня, завершится в тот миг, когда девушка поднимется на самолёт и взмоет в тяжёлое небо. Пусть вся история останется тут, в Париже, и свидетелями их запретной страсти останутся лишь порывы ветра, что однажды донесут до юноши, пусть и с опозданием, капли её слёз и тихие мольбы, перераставшие в срывающиеся то и дело крики, и ту сковавшую тисками боль, которую невозможно убрать ничем.
Что же, пусть побег от проблемы весьма сомнительный выход из сложившейся ситуации, но Хлоя понимала, что больше у неё не осталось сил вновь наблюдать каждый день одну и ту же картину — смазливая девица, похожая на предыдущих, словно однояйцевый близнец, прижимается к музыканту, выгибаясь в лучших традициях немецких тематических фильмов, пачкает слишком яркой помадой чуть смуглую, медового оттенка кожу, всегда пахнущую пряными травами и старинными фолиантами. Хлоя любила в минуты их молчаливого единения уткнуться носом в изгибы мужской шеи, вдохнуть этот немного нетипичный для людей подобной профессии запах и затем почувствовать, как её накрывают мягкие ласковые волны спокойствия и абсолютного счастья. В такие моменты всё плохое уходило на второй план, даже извечные мучительные мысли, что завтра на её месте вновь окажется какая-нибудь миловидная девчонка. Пожалуй, она будет очень сильно скучать по этому городу, наполненному для неё тёплыми и счастливыми воспоминаниями, пусть и в последние месяцы окрасившиеся в более тёмные оттенки. Решение уже принято, а потому пути назад у девушки больше нет: нужно иметь мужество сделать хотя бы этот сложный, но такой необходимый сейчас шаг.
А потому Хлоя, усиленно прогоняя воспоминания о нежных сильных руках, садится в машину с тонированными стёклами, сначала сдержанно кивает преданному дворецкому, что был рядом с ней всегда, направляя и оберегая от невзгод, а после позволяет себе мягкую улыбку и тихо шепчет сквозь выступившие на глаза слезы лишь одну фразу: «Спасибо тебе… За все…». Дворецкий отвечает ей тёплой отеческой улыбкой и лишь кивает в ответ, но Хлоя будто сердцем слышит в голове его тихий, наполненный печалью голос, желающий ей лишь одного — обрести покой и счастье там, в чужой стране.
Что же, возможно, это и к лучшему. Всё было кончено, и потому оставалось лишь уйти, сбежать из этой клетки, в которую она сама себя заключила, искать приют там, где нет этого обаятельного чертёнка с извечной гитарой и слишком заразительными огнями в глазах. Бежать туда, где её чувства, оставшиеся вечными шрамами, просто растворятся, сгорят в потоке времени, и сам Хронос, наконец, поможет девушке забыть эту страшную сказку.
***
(Billie Eilish, Khalid — Lovely)
Слишком быстрые, не похожие на походку спокойного человека, коим хотела казаться Хлоя в данный момент, шаги разносятся гулким эхом по коридорам аэропорта, а сама блондинка прячет глаза, не желая сталкиваться ни с кем взглядами. Она предполагала, что первое время у неё будет настоящая ломка, переходящая в резкое, мучительное желание вновь вернуться в эти тёплые, такие нужные и правильные объятия, но даже не представляла, что всё будет настолько плохо. В каждом прохожем Буржуа неосознанно находила черты музыканта, собирая по этим крупинкам единый портрет ставшего ей родным человека. Человека, который растоптал её настолько, что не осталось внутри ни единого целого кусочка. Надежды на счастливый конец были разбиты, да и может быть у таких, как он другой, не трагичный финал? Этот вопрос так и останется без ответа. Повисший в тяжёлом, пропитанном горечью воздухе, он вскоре будет похоронен под толщей времени, нетронутый и постепенно стершийся из памяти и девушки, и парня.
До вылета оставалось ещё немного времени, а потому Буржуа решила воспользоваться этим перерывом, чтобы немного побродить по отмеченному дождем городу. И несмотря на то, что дождь ещё шел, девушка нарочито медленно бродила по взлётной полосе, не обращая внимания на пронизывающие холодом капли дождя, стекавшие по её лицу, волосам и одежде. Впервые Хлоя чувствовала странное умиротворение и спокойствие, будто дождь смывал с неё весь этот пылкий болезненный пожар, так умело разгоревшийся стараниями этого странного парня. Девушка медленно брела к окруженному легким туманом самолету, не обращая внимания на удивленные взгляды других пассажиров, поглощенная полностью своими невесёлыми мыслями, а потому не сразу услышала тихий, похожий больше не на происки разыгравшегося воспалённого воображения, а на неизменно знакомый и до боли родной голос.
Лишь когда немного холодные мужские руки ложатся на талию девушки, немного настойчиво разворачивают задумавшуюся девушку к себе, а на губах она чувствует влажные, но такие знакомые тонкие губы музыканта и видит родные, кажущиеся черными из-за окружающей тьмы глаза, Хлоя выныривает из невесёлых, тяжёлых для неё мыслей и весьма активно предпринимает попытку отстраниться от сильного, но такого нужного ей человека. Попытка с треском проваливается, когда Лука начинает целовать её ещё жарче, почти проникая кончиком языка в горячий ротик девушки. Его руки начинают скользить по изгибам женственной талии, слегка задирая влажную кофту, вызывая дрожь прикосновениями влажных пальцев, а затем просто оплетают хрупкую нежную блондинку, прижимая ещё ближе к разгоряченному телу.
Воздух вскоре заканчивается, а потому Куфен отстраняется от сильно манящих его пухлых губ, прижимаясь лбом ко лбу Буржуа, и смотрит в удивленные, наполненные слезами голубые глаза. Это кажется ему правильным, это кажется ему нужным — вся она, такая возвышенная и высокомерная, такая нежная и слабая в его руках. Она невыносимо нужна ему, только с ней правильно, только с ней можно быть настоящим. В конечном итоге лишь она смогла так глубоко засесть, что ничем этот образ не выжечь, да и как, если портрет девушки будто въелся в кожу, в душу, отражаясь внутри теплым, мягким светом нежного робкого чувства?
— Ты — мое отражение… Ты та, кто нужна настолько, что без тебя пусто… Ты слишком глубоко вошла в моё сердце, оставив ощутимый свет. И если сейчас я потеряю тебя… Никогда не смогу простить себе… — Парень зажмуривает глаза, тихо шепча на ухо девушки слова, рождённые буквально в эту же минуту сердцем, слова, которые должны были быть сказаны ещё очень давно, но лишь сейчас Лука понял, что может навсегда потерять этот маленький кусочек личного счастья.
Пусть слова были сказаны слишком тихо, и сквозь грохот дождя вокруг услышать их было бы затруднительно, но… Разбитое девичье сердечко, так жаждавшее услышать наконец эти тёплые признания в любви, жадно вслушивалось в тихий родной голос, замирая буквально на каждом слове, а после застучало сильнее, согревая давно искалеченную душу тёплой волной. Хлоя, буквально впитавшая в себя каждый знак короткого признания, спрятала лицо на груди парня, давая наконец волю хрустальным капелькам слез, теперь проложившим себе свободный путь по нежным раскрасневшимся щекам, а парень молча обвил руками её талию, позволяя девушке выплакать всё то, что накопилось внутри за эти несколько месяцев их болезненно-отравляющей игры.
— Почему… Почему ты так долго не мог понять этого… Почему заставил меня так долго страдать… — несмотря на всё ещё душившие девушку слезы, она подняла лицо, упрямо, с детской обидой всматриваясь в темно-синие глаза, а тонкие пальцы лишь крепче сжали насквозь мокрую рубашку, словно она боялась, что это лишь сон воспалённого и окончательно потерянного сознания.
— Я слишком туго соображал… — тихо ответил парень, всматриваясь в такие родные черты лица, прижимая хрупкую, дрожавшую от холода фигуру девушки ещё ближе. — И только сейчас понял, насколько ты нужна мне, Хлоя. Пусть я совсем другой… Пусть я, по мнению многих, не подхожу тебе, но… Я все равно люблю тебя и просто не смогу отпустить. Без тебя неправильно… Без тебя…
Но последняя фраза была абсолютно лишней, а потому Буржуа, уставшая от таких длинных и витиеватых признаний в любви, встала на носочки и аккуратно коснулась его губ своими, с удовольствием отмечая, как нежно и даже робко отвечает ей парень, вновь прижимая к себе и с каждой минутой проявляя все больше и больше инициативы. И пусть на улице шёл сильный дождь, даривший каждым прикосновением холод, внутри этой пары уж давно горел настоящий сильный огонь вновь возрождённой любви, что согревал их и снаружи, не оставляя приносившему уныние и горести дождю ни единого шанса.
Ведь они — отражение друг друга, предназначенные судьбой половинки.